Наедине с яблоком

   "Чудное мгновение! Радость жизни! Утренняя тишина. Вокруг ни души. И я наедине с печёнкой!"

   К семи годам я примерно сто раз перечитала любимую сказку про говорящего кота Котькина. Как его ловила всеми способами злая колдунья Цапа-Цопик, в том числе приманивала поутру жаренной в сметане печёнкой.

   Всё было понятно мне в этом эпизоде, кроме слова "наедине". Почему-то в моём уже неплохо начитанном мозгу не оказалось этого простого, общеупотребительного наречия. И мозг стал придумывать сам, стал выкручиваться. А рядом стоящая закопчённая сковорода с печёнкой помогла. Слово "наедине" своим звучанием крепко связалось с понятием "есть", "еда". Ведь Котькин ел? Ещё и с каким аппетитом! Но в то же время какое-то глубинное чутьё подсказывало: нет, здесь не просто еда. Здесь сказано: "Вокруг ни души". Никого. Только кот и печёнка. Удивление, восторг. Что-то очень сокровенное, без свидетелей. И только на один миг.

   Зачем спрашивать у кого-то значение слов, когда я и сама всё так прекрасно знаю? Вот только переучиваться потом трудно. Бывает, что и невозможно. До сих пор слово "наедине" живёт во мне своей особенной, сложной жизнью. Крутится где-то возле еды, не утрачивая при этом связи с сокровенным восторгом.

   Только у Котькина была печёнка, а у меня яблоки. Особо красные, большие, которые теперь зовут замысловатым словом "Делишес", а тогда не звали никак. Это было яблоко по сути. Яблоко всегда из новогоднего подарка. Оно первым бросалось в глаза сквозь прозрачное вещество увесистого целлофанового пакета. Даже весёлый апельсин и трио мандаринов бросалось лишь во вторую очередь.

   Конечно большие, особо красные яблоки бродили по свету и просто так - килограммами, и даже целыми вёдрами. Они прибывали из южных краёв надёжными, крепко сбитыми родственными посылками. Но только в новогоднем подарке, только отдельной личностью приобретало особо красное яблоко магический смысл. С ним оставались наедине, испытывая сокровенный восторг. И только потом - есть.

   Так и несу я в себе с тех пор это сложное, самой придуманное слово. В магазине каждого из семейства "Делишес" беру в руки не наспех, а как значительную, крупную вещь. "Вот ведь, - думают яблоки хрустящим своим умом, спелым своим сердцем, - И совсем они не изменились, те люди. Ждут подарков, хоть и делают вид, что ничего им не нужно, всё у них есть. Но на самом деле, особенно если наедине, очень-очень чего-то ждут..." 

Необъяснимый эффект

   Когда-нибудь учёные найдут объяснение, научно обоснуют этот эффект и защитят диссертации по некоторым его аспектам. Но пока приходится догадываться самим. Почему и как же так получается?

   Ранним утром, когда нужно собраться и пойти, и не пойти нельзя, так мучительно и так невыносимо вставать по будильнику. Взять и вырвать себя из власти трёх Т - тепло, темнота, тишина - действие которых достигает своего максимума к декабрю. Когда весь мир будто для того и создан, чтобы спать. Всей душой и особенно телом испокон веков хотелось в декабре равняться на медведя, но - изволь отбросить одеяло, включить свет и воду. И до выхода из дома каких-то полчаса. И школа за ночь не сгорела, канализацию в ней не прорвало и победитель олимпиады по химии Валера ничего не взорвал...

   Так проходили будни, так проходили классы. В пятом я вместе с лучшей подругой записалась в секцию лёгкой атлетики (невероятно, но что было, то было). Одна из тренировок приходилась на воскресенье, восемь утра. Из последних сил воспитывая волю и характер, мы отбрасывали одеяло в единственный свой выходной день и по тёмным, застывшим улицам, мимо домов, за окнами которых спали все добрые люди, шагали бегать в длину и прыгать в высоту. Ни того, ни другого вовсе нам не хотелось. Нам хотелось спать.

   Но далее про эффект. В ту зимнюю пору иногда выпадали счастливые, повышенно студёные дни, когда школьные уроки отменялись. И тут происходило необъяснимое.

   Ранним утром голос по радио объявлял желанную актировку. Повернуться бы на другой бок, закутаться поуютнее в одеяло и, прежде чем провалиться в подарочное продолжение сна, успеть ещё подумать про ледяной космос, в который не нужно выходить. И совсем напоследок представить дикий, безмолвный лес, и бескрайние поля вокруг, и снега, и вечный сон, сон...

   Не тут-то было. Сон волшебным образом бежал моей постели. Возникали мысли и планы. Вот сейчас закроется дверь за родителями, и целый огромный день можно что-то делать. Всё, что угодно.

   Эффект повторялся на каникулах. Не спалось. Не хотелось. Как будто наступало настоящее моё время. А то, другое, не моё. Его нужно отдать сидящему в колодце бородатому чудищу, как то, чего в своём доме не знаешь. Пусть учёные возьмут на заметку эту гипотезу.

   В своё настоящее время хотелось сделать многое. Оклеивать прозрачной плёнкой и вешать на стену портреты мировых писателей. Жарить вафли в электровафельнице так, как люблю - когда тесто уже оформилось в вафлю, но ещё не зарумянилось и почти белое. И трубочка выходит мягкая, гнущаяся. Напечатать вот таких целое блюдо, а за окном всё ещё тьма. И долго ещё будет. И бесконечно.

   И так повторялось потом не раз. Так повторяется.Жалко спать в своё время. Хочется много сделать, необычного. А делается обычное и мало. Жизнь в основном состоит из простых, обычных вещей. Но иногда требуется очень много настоящего своего времени, чтобы это понять.

Суперлуние

   Бывало, что Луна привлечёт особое внимание. Мало того, что полная, но ещё и вся какая-то крупная. Так возникла она однажды в деревне, когда я вышла во двор подышать вечером и печным дымом. Люблю печной дым. И вот дышу.

   И даже не сразу догадалась, что это громадное такое поднялось над горизонтом. И смотрит в упор, такое оранжевое.

   Вот это Луна! Вот это Она!

Смотрите! Смотрите все!

   И все смотрят. Кто-то быстрее, кто-то дольше, кто-то совсем не может оторваться. И все Луну хвалят, все удивляются: до чего громадная выросла в этом месяце, до чего светит.

   А ведь это явление, и редкое. Луна полная, Луна яркая, Луна очень близкая к Земле - трижды Луна. По-научному - суперлуние.

   Учёные знают, почему несколько раз в году Луна делается супер. Не вдруг, а по расчислению астрономических таблиц, по космическим неукоснительным законам. Но мы-то, простые любители печного дыма, просто стоим и смотрим, чувствуя, как неспокойны наши внутренние моря и океаны. Как две капли воды похожие на моря и океаны любителей печного дыма миллион лет назад.

   Я узнала про суперлуние от своего телефона. Что очередное ожидается пятого декабря. А небо затянуто было прямо с утра особо плотными снеговыми, не то дождевыми тучами. С такими тучами не бывает ни рассвета, ни дня. И дня не было, как полагается в это время года. И где-то там, очень высоко над городом, даром пропадало отличное суперлуние.

   Но в декабре всегда что-то есть. Даже если люди решили, что в декабре давно ничего нет, и никогда не будет.

   К вечеру, совсем по гоголевски, подморозило. А значит, небо прояснело. И среди последних, быстро убегающих туч явилось во всей своей красе такое чрезмерное и яркое луние, что все добрые люди разом приникли к своим окнам, встали столбами на улицах. И если бы хоть одна печная труба оказалась поблизости, из неё непременно поднялась бы ведьма верхом на метле.

   Да может, и без трубы она поднялась? Пока все смотрели суперлуние, как сказку. Ведь не зря декабрь. А в декабре всегда что-то есть. Даже если кажется, что ничего в нём больше не осталось.

По возможности не лукаво

   В самой сердцевине четвёртого тома "Войны и мира" был обнаружен ветхий вложенный лист из клетчатой тетради. Черновик сочинения по литературе. Убористо исписано с обеих сторон, а дело дошло ещё только до семейства Ростовых... Но тут обрыв на полуслове, а так бы хотелось почитать дальше - и про князя Андрея Болконского, и особенно про Безухова Пьера. Тема была о крушении мира, которое переживает каждый из героев романа, и что для них есть мир. Наша учительница не любила по методичкам. 

   Удивительно, но я перечитала кусок своих 15-летних размышлений без чувства неловкости и стыда. Каковое неизменно охватывает при чтении ранних собственных рассказов, повестей и стихов. Особенно невыносим личный дневник, начатый однажды в тринадцать. Содержание которого не знала и не знает ни одна душа в мире, а смущение такое, как будто некая неизвестная душа всё же знает, и в этот именно момент за мной наблюдает. И дело не в топорном слоге и примитивных чаяниях, а в неуклюжем лукавстве. Как будто не для себя и не про себя пишу, а пытаюсь обмануть того, кто наблюдает. Чтобы он не вынес на поля ни единой ошибки и поставил очень высокую красную отметку.

   Например, про тот день. Я помню его очень хорошо. Тоскливый, последний день новогодних каникул, заранее купленный билет в Оперный, куда нужно идти с классом на "Даму с камелиями". А ровно за полчаса до выхода из дома - по телевизору очередная серия фильма "В поисках капитана Гранта". Сейчас его можно смотреть и нон-стопом, и по кругу, и задом наперёд, и эпизодами. И смотрю. Почему-то всегда в новогодние каникулы. И в очередной раз волнуюсь, когда измученных поисковиков Гранта преследует группа людоедов-маори, споро загребая вёслами очень зелёную воду. Музыка! Гений вписал сюда эти барабаны. Сейчас догонят и сразу съедят. И милорда, и всех...

   "Смотрите, там парус!" Что, в такой момент встать, выключить своей рукой телевизор и пойти в оперу? Я помню до сих пор, как оторвался кусок души и остался дома в знак протеста. И я поехала смотреть и слушать высокое с неполной душой. А в дневнике?

   В дневнике - наклеенный во всю ширь билет (партер, ряд 14, место 26), и как добирались автобусом и метро, и что было. И - коротенько - мелким шрифтом сожаление, что вот фильм... Ладно, неважно.

   А было важно. Я не хотела идти в оперу, совсем. А хотела я остаться дома и смотреть серию. И если уж говорить полную правду, то я потом ещё долго не хотела в балет и оперу. Но как же можно Культурному Человеку не посмотреть "Лебединое озеро", не послушать "Евгения Онегина" и целиком "Щелкунчика", а не только вальс цветов?

   И вот так я ходила, пока не перестала, просто и легко. И тот, кто проверяет личные дневники, не снизил мне оценку за поведение. И наступил в жизни момент, когда захотелось наконец прочитать по правде эту очень большую книгу, не пропуская про военные советы и охоту, не примечая карандашом верстовые столбы, которые сгодятся потом на экзамене: разговор на пароме, встреча князя Андрея с дубом, первый бал Наташи, Платон Каратаев, сон Пьера про глобус... Вглядываясь в вечные иллюстрации Шмаринова, в живых до последней чёрточки лошадей с поднятыми ушами, смирно запряжённых в коляску. И всё так видно. И не заканчивается смертью князя Андрея, которой Лев Николаевич тогда, в пятнадцать лет, потряс и ошарашил меня до глубины души.

   И сочинение в страницах лежало хоть и наивное, но не одно вместо другого. Сейчас я бы не могла написать лучше, и добавить нечего. Ведь человек так устроен и задуман, что крушение мира - его неизбежность. И всё-таки он его ищет опять и опять, свой новый мир, в котором очень трудно признаться. Даже если об этом не знает ни одна живая душа. Но ощущение такое, что будто бы знает. По крайней мере то, что на этот раз ты не слукавил.

Холод вверх ногами

   Сосульки означают то, что когда-то здесь проходило тепло, а теперь встал холод. Повис холод вверх ногами, сгладил холод свои резкие черты весёлым, звонким именем.

   Слово "сосулька" очень прозрачное, даже без пристального прислушивания к нему и без тщательного присматривания. Никаких споров оно не вызывает. И солнце нашего дня отражает оно точно так же, как солнце древнейшее. Как самое первое солнце. Вот сейчас как протянется рука в тёплой варежке в выбранному экземпляру потолще - хруп! На всю жизнь запомним всем телом этот ломкий и мягкий звук, после которого останется пустота...

   Когда-то наша земля была густо населена племенами сосулеедов. Но в наши дни не встретишь даже редких представителей. А те из бывших, кто знает предания, не очень-то передаёт их из уст в новые уста. Потому как изменились те уста до неузнаваемости, и самый первый смысл сосульки им неведом.

   Те предания похожи на сон. На румяные от крепко и честно наступившей зимы лица нашего двора, среди которых обязательно найдётся хоть одно пытливое, которое откроет, что свежайшая, только что сорванная, покрытая тончайшей индевелой пылью сосулька... Так вот, такая сосулька отлично прилипает к нижней губе. И можно ей раскачивать. И все раскачивали.

   Дерзновенное это было, смысла ищущее лицо.

Много было съедено тогда висящего вверх ногами холода. Мгновенного, нулевого вкуса, не похожего ни на один из четырёх известных. Непохожего на самый вкус.

   Похожего на древний ритуал могучего племени солулеедов, согласно которому, если съесть маленький кусок зимы, то она перестанет быть бесконечной. Что зимы будет много, но поменьше. 

   А следующая - ещё меньше.

И, наконец, наступит такая зима, что больше ни одной сосульки не трогаешь на своём пути.

Берендеево утро

   Две дамы почтенных лет и при них один пёс в комбинезоне одинаково замерли, как скульптурная группа, посреди снежного мира.

 - Как в сказке! - сказала одна дама другой даме. И я сразу представила её маленькой девочкой в тот самый вечер, когда принесли домой и нарядили ёлку. Смешно отразилось пятилетнее лицо в новом шаре на ниточке.

 - Да! - выдохнула, кивнула другая дама, тоже прямо на глазах превращаясь в девочку, с благоговением одетую в ещё только смётанное на живую нитку платье Снежинки.

   Пёс молчал. Но глаза его были ровно с чайные блюдца. Нет, с мельничный жернов! Нет-нет, конечно же, с башню! Где не мог выразить человеческим языком, то понимал и разделял глубинно. Вокруг царило всё, что было до языка. Всё, что было до разума.

   Как в сказке!

Никто из нас, очутившихся в это берендеево утро на разных дорожках парка, в сказке никогда не бывал. Но все знали твёрдо: как в сказке. Хоть прямо иди, хоть налево, хоть направо - всё вокруг будет зачаровано, устойчиво, правдиво, как только в сказках и может быть. И никогда не случается в жизни. Всё было по-настоящему. Если конец ноября, то снег. Да ещё какой! И чего он только не делает с людьми! И с не людьми в комбинезонах и без.

   По берендеевым дорожкам шли в то утро медленно. Останавливались, запрокидывали голову. Присматривались к ветвям и хвойным иглам. К оставшимся рябинам и ранеткам. Присматривались к птицам, будто они особенные, а не тучные и глупые городские голуби, которым всё равно что, лишь бы есть. Как будто они нырнули в котёл и стали из дураков царевичами. Выше всех веток, игл и рябин сели рядком на проводах, переговариваясь не утробными и сизыми, а поднебесными, высокими голосами.

 - Как в сказке! - говорил один, как Финист Ясный Сокол.

 - Как в сказке! - кивали другие, как Жар-птицы.

 - Как в сказке! - молчали ещё громче, чем говорили третьи, как Царевны Лебедь...

В доме тыква

   Уже и последние кабачки покинули помещение. Даже самые упорные - те, что пролежали в укромном кухонном уголке не менее месяца, постепенно нашли своё призвание. Кто-то в толстой сковороде с крышкой, в приятной овощной компании стал истинным рагу; другой попробовал себя в качестве супа-пюре, а потом попросил добавки. Наконец, самый последний однажды просто изжарился, нарезанный ровными кружками. Прощайте, кабачки! С вами хорошо, а без вас много места освободилось.

   Но тыква... Тыква ещё упорно и долго сможет простоять в углу - не украшение, не предмет интерьера. В доме тыква играет свою особую, оранжевую роль. Не главную, но очень длинную, в отличие от кратких апельсиновых ролей, мандариновых реплик, эпизода хурмы в третьем акте...

   Тыква будет стоять и стоять, тайно ожидая, когда фея-крёстная превратит её в карету и отправит на бал, как гласит одно древнее тыквенное предание. 

   Медленно мечтает тыква в тихом углу. Иные такого встречаются размера, что хватило бы не на одну сказку. Ещё и останется на быль. На три как минимум были. Первая из которых, как волшебный горшочек, наполнена истомлённой пшённой тыквенной кашей. Такой простой и сердечной, что хочется закутать её в лоскутное одеяло или тяжёлое старое дедушкино пальто - как будто в мире ещё нет ни электрической плиты, ни города за окном, ни двадцать первого века. Горшочек, вари!

   А тыква и не думает заканчиваться. Хватит её на все банки с вареньем, в которое идеально вписались лимоны. На все банки пополам с яблочным пюре. 

   Охваченные порывом люди могут даже сотворить тыквенное особое плюшечное тесто. Будут катать и катать по столу пухлый душистый жёлтый шар - как будто замесили солнце. И плюшки выйдут такие же солнечные на изломе, весёлые. Пойдут ароматом гулять по всей квартире, и даже немного выглянут на лестницу.

   С такой способностью к превращению о чём ещё тебе мечтать, тыква? Бери пример с кабачков!

Но тыква ещё мечтает.

Мечтает о карете.

Мечтает - и всё.