"Москва: место встречи"

   Приблизительно год или полтора назад мне стали сниться сны. Будто бы сижу я в совершенно пустом московском кафе; знаю, что оно закрыто, но сижу. Сквозь окно во всю стену смотрю на пустую московскую улицу, а мимо пролетают огромные, величиной с лошадиную голову, куски чёрного пепла.
   Сон был не только страшен, но и полностью нелеп. Закрытое средь бела дня московское кафе? Пустые улицы? Что за чушь? Или даже можно сказать - дичь.
   Второй сон был про то, что археологи обнаружили под Красной площадью неизвестную науке обширную подземную парковку имени Ивана Грозного, и весь Кремль скоро туда рухнет. Сказано - сделано. Я вижу, как величественно и жутко падают башни, катятся луковицы собора, уходит под землю всё, включая Лобное место.
Очередной абсурд. Ну, какие, какие в наши дни могут быть раскопки и археологи?
   А третий и вовсе был всем снам сон. Про то, как голос в аэропорту Домодедово велит всем прибывшим рейсом таким-то надеть маски, и встречающие должны узнать нас по чемоданам. Но встречающие тоже все оказываются в масках - в одинаковых бесстрастных масках вместо лица. И невозможно разобрать, кто кого здесь встречает, кому катить навстречу свой чемодан.
   Ещё одна страшная чепуха. Глупое ты подсознание, ну какие могут быть маски в Москве, в двадцать первом веке? Такие сны не имеют права быть вещими, любой Мартын Задека это подтвердит.
   Приблизительно в это время я купила, и сейчас читаю снова, книгу "Москва: место встречи". Сборник рассказов разных людей о той Москве, которую они помнят. Которой не страшны сны, пепел и пустоты. Людей очень разных - писателей и не совсем писателей, и даже совсем не писателей. Эта книга вовсе не глобальное событие, не прорыв в современной литературе. Но не всё же читать прорывы. Есть у книг и другие задачи. У каждой своя.
   "Москва: место встречи" - про Неглинку и Рождественку, про Тверскую-Ямскую и Арбат, про Остроженку и Пречистинку. Всем, кого завораживают эти названия - сюда. Воспоминания незамысловатые, но как будто из другого мира. Потому что пожилая дама, которая сидит на Патриарших и разговаривает с детьми басом, может оказаться Фаиной Раневской, а маленький старичок с чёрной собакой из их дома на улице Горького, сосед, который терпеть не может детей - знаменитый клоун Карандаш. И доски на фасадах говорят чистую правду: они действительно здесь жили и работали. И ходили на крышу знаменитого Тучереза в Гнездниковском переулке.
   Разные люди составили эту книгу, и у каждого из них своя Москва. Та, которой больше нет. У кого-то нет больше двора с голубятней, у кого-то - мороженого с кремовой розочкой, обаятельного живого Арбата. Дребезжащих от каждого трамвая банок на холодном подоконнике, и на одной из них, с лечо, веками стоит, как заклинание, таинственное  "Имам Баялды". Как будто "Сезам, откройся!" Ведь все двери на свете отворяет слово.
  Это не о том, что теперь стало хуже. Стало и стало, что уж теперь. Это про то, что чувствуется. Про то, что Марина Бородицкая, тоже в этой книге, сказала одна за всех:
                                          Мой дом на Пушкинской сломали,
                                          Пустырь забором обнесли,
                                          В пятиугольной нашей зале
                                          Звезду небесную зажгли.

                                          Вдохну вечерний воздух влажный,
                                          Приму столичный праздный вид,
                                          А в горле ком - пятиэтажный,
                                          Оштукатуренный, стоит.
   Вроде бы что в том особенного - жить с окном на памятник Пушкину? Это всего лишь место. Но невозможно представить себя в том окне.
   В моём детстве не было настолько пронзительной Москвы. Но всё-таки она была. Летняя, людная. Эскалатор вёз в глубину бесконечно долго, за это время можно было прочитать от корки до корки даже самую центральную газету. Сейчас везёт быстрее. Или это время просто так ускорилось?
   Я понимаю, что имеют ввиду эти люди, когда говорят об утраченных московских запахах. Их действительно больше нет. Запах горячего асфальта и холодного мороженого, и гулкого гастронома, в котором неизвестно как живут весь день и даже умудряются быть грозными продавщицы со счётами под рукой. Запах вечера, когда у моих родителей спросила прохожая, где они купили бананы. Далеко и давно. Днём. Значит, сегодня вы их не купите никогда. И вопросы ваши оставьте для той Москвы.
   Для её листвы, её теней и света. И поезда от Ярославского вокзала, который только набрал ход, а мы уже идём мыть помидоры и яблоки, с ещё не утраченным запахом помидоров и яблок. И я так устала от этой встречи, что только и буду теперь мечтать о новой весь год.
   Не всё же читать прорывы. Есть в этой книге рассказы, которые нежны и прекрасны. Есть те, которые понравились меньше. И те, которые не понравились совсем. Но все вместе они есть люди и город, который будет и должен быть. Место встречи в котором изменить нельзя.
Город старый и город новый. Сложенный из бульваров, переулков, площадей, крыш и неба. И памятника Пушкину, на который должно выходить окно, и оно выходит.
   А все страшные сны - чушь, чепуха, нелепица. Они не имеют права быть вещими, и любой Мартын Задека это подтвердит.

Отправляю рассказ к Людмиле Фёдоровне в "Книгу месяца".