В гостях у сказки

   Вторая половина воскресенья незыблемо держалась на двух фактах - плохом и хорошем. Плохой наваливался сразу после обеда - ранними сумерками, несделанными уроками, невыстиранными школьными манжетами и воротничками, предчувствием нового понедельника, который, как всегда, начнётся с ненавистной литературы... Тоска, граждане!
   Совсем тоска, если бы не второй факт, хороший: держитесь, будет и на вашей улице сказка. По программе, обязательно. Сегодня, и через неделю, и через две. Всегда. Как буква И в сочетании ЖИ-ШИ. Никаких исключений (только бы не вмешался своей смертью очередной генсек).
   Проходили месяцы и годы. Дошкольники становились охочими до макулатуры пионерами, затем долговязыми насмешливыми старшеклассниками-акселератами, но снова и снова открывались во второй половине воскресенья волшебные двери на экране телевизора, и мерцал во все стороны в таинственной глубине чудо-самоцвет. И навсегда осталось в памяти неизменное приветствие ведущей тёти Вали: "Здравствуйте, дорогие ребята и уважаемые товарищи взрослые!"
   Очень хотелось, чтобы непосредственно после этих слов тётя Валя, по своему обыкновению, трижды хлопнула в ладоши и показала сказку - безо всяких предварительных вступлений. Но мы знали, что это не по правилам. Мы знали, что сейчас тётя Валя начнёт говорить. Мы терпеливо слушали, и это тоже было частью сказки. Предвкушение, предчувствие, сладостное ожидание. Никто не уходил в соседнюю комнату со словами: "Когда фильм начнётся, позовёте, ладно?" Никому не приходило в голову набрасываться на компот или торт в обход обязательного супа. А как же настоящее удовольствие? Мы знали в этом толк. И ждать умели.
   Сейчас я ровным счётом ничего, ну ничегошеньки, не могу припомнить из того, что говорила нам накануне очередной сказки ведущая тётя Валя. Могу только догадываться, что те беседы были познавательны, интеллигентны и глубоки: кто такой Александр Роу, и кто есть из наших актёров лучшая в мире Баба Яга; про композиторов и художников, про книги и "бродячие" сюжеты наверняка говорила нам тётя Валя. Но я слушала невнимательно, вполуха, я трепетала душой: скорее, скорее. Хотелось не познавательного и глубокого, хотя бы в воскресенье, а приключений. Хотелось страшного, таинственного, прекрасного и смешного - да побольше! Что покажут нам сегодня?
   Как правило, мы не обманывались в своих ожиданиях: "Три орешка для Золушки", "Финист ясный сокол", "Бойся, враг, девятого сына", "Новые приключения кота в сапогах", "Сказка о потерянном времени"...
   Чёрно-белые, старые нравились меньше, но мы всё равно смотрели, терпеливо пережидая, когда главный герой допоёт уже свою тягучую песню на фоне белых берёз, речных изгибов и бескрайних полей, и начнутся погони, чародейские происки, и сверкнут в темноте чьи-то отрицательные глаза.
   Не обходилось и без разочарований - что поделаешь, это жизнь. Помню, как предвкушала заявленного в программе "Буратино" (мне мерещился Этуш-Карабас и Дуремар-Басов, и Ролан Быков-кот Базилио), но вместо ожидаемого пиршества центральное телевидение ударило меня мешком из-за угла - полукукольной версией 1939 года. Больше всего меня поразили финальные кадры: как прямо с неба спускается парусник, на борту которого курит трубку мужественный полярник. Он настолько суров, что даже на берегу Средиземного моря не желает расстаться с меховой шапкой, рукавицами и унтами. Как следует посрамив Карабаса-Барабаса, он забирает всех угнетённых кукол во главе с папой Карло в лучшую страну мира.
   Но уже другое время стояло на дворе, и такие нарочитые финалы вызывали разве что ироничную улыбку у подросших нас. А потом приходило новое воскресенье, и мы снова включали телевизор в ожидании чуда.
   После того как на экране появлялось слово "Конец", мы вздыхали по следам пережитых эмоций, но никто никуда не уходил. Мы знали, что это ещё не настоящий конец, ещё будут показывать рисунки зрителей под песню Аллы Пугачёвой. В том, что это действительно детские рисунки, сомневаться не приходилось, они сами говорили за себя прямым текстом: и ты можешь, и ты, и даже ты. Клади в конверт своё творчество, пиши адрес, и всё возможно. Отбирают всех, а не только отличников и активистов из Москвы.
   Но я почему-то так и не решилась послать тёте Вале свою работу. Только смотрела и слушала песню целиком, все три куплета. "Пусть рисунок на другие не похож, пусть художником не станешь, ну и что ж?" - пела Алла Пугачёва. И все рисунки простых детей со всех концов, мелькающие у меня перед глазами, были так непохожи друг на друга. Значит, их авторы никогда не станут художниками? Значит, чтобы считаться художником, нужно рисовать похоже на других? В этом ещё предстояло разобраться. Как и во многом другом. Мы ведь не зря смотрели по одной сказке в неделю много лет подряд.
   Ну вот, теперь всё. Пора делать уроки, отпарывать от форменного платья грязные манжеты, заполнять дневник на ближайшую бесконечную неделю... Все, кто слушал, молодец.
   Я не заметила, когда и как исчезла с экранов сказка послеобеденного воскресенья. И теперь сама выбираю нужный мне вариант "Буратино", я могу ещё и ещё раз включить прекрасную музыку из "Трёх орешков", а всё неинтересное пропустить. У меня больше нет того терпения, я могу выйти из-за стола, не доев суп. Я знаю, как долог путь от непохожести на других твоего рисунка до настоящего художника.
   Я отыскиваю в глубинах интернета старого-престарого "Кощея Бессмертного" - для вошедшего в самый сказочный возраст сына. Интересно, будет смотреть чёрно-белое? Смотрит.  И я смотрю - на берёзы 70 лет назад, на речной изгиб и простор полей. На ту себя смотрю, отягощённую невыученным стихотворением и непришитыми манжетами. Вот Никита Кожемяка затянул своё: "Конь мой, конь, звени, звени, лёгкою подковою. Ждут меня златые дни, очи васильковые". Помню! Помню, как мне хотелось перемотать в этом месте вперёд, чтобы скорее приключения и страшное.
   "Мне нравится музыка, красивая" - говорит мой сын. И начинает подтягивать без слов, по своему обыкновению.
   И мне так хочется вспомнить, что говорила нам тётя Валя накануне сказки? Чем угощала, когда мы нетерпеливо ёрзали у неё в гостях?..