Педагогически мягкая обувь

  

   Как многие мои сверстники... Нет, неверно. Как ВСЕ мои сверстники поголовно, как все мои соратники по климату чуть младше или чуть старше годами, я в детстве носила по снегу валенки. Хруп-хруп. Веником обмести на пороге.
   Это была педагогически мягкая обувь, в отличие от педагогически жёстких ботинок. Потому что лакеев у нас не водилось, и ботинки всякий раз приходилось шнуровать самостоятельно. В пять лет я вполне прилично умела шнуровать и завязывать финальный бантик. А мой сын и в пять с половиной не умеет. Ему зачем? У него на ботинках шнурки завязаны производителем раз и навсегда, а сбоку, для быстроты и удобства, застёжка-"молния".
   А мы шнуровали - без разговоров, без слёз и без лакеев. Зато моя подруга Оля помнит до сих пор, какие были у меня ботинки в первом классе. Правильно, рыжие. И я тоже помню Олины красные.
   Валенки были педагогически мягкой обувью. Они понимали, защищали, любили. Берегли от простуды и плоскостопия.
   Одно из самых сильных зимних ощущений того времени: ты стоишь в полной готовности на улицу, как в открытый космос. Пальто застёгнуто на все пуговицы (у мальчиков подпоясано ремешком от пионерской формы: получается перетянутый в области экватора колобок-дошкольник), тёплый шарф завязан туго на затылке, меховая шапка оснащена дополнительно бельевой резинкой (у мальчиков ещё и кокардой во лбу). Резинка надёжно опоясывает голову вечной петлёй нулевого меридиана.
На ногах - разнообразие штанов многослойно.
 - Колготки!
 - Здесь!
 - Первые рейтузы!
 - Служим трудовому народу!
 - Вторые рейтузы, чисто шерстяные!
 - Всегда готовы!
Скользят на крашеном полу вязанные бабушкой носки с нитью кроличьего пуха. Десять, девять, восемь, семь...
  Вот явились валенки, только что от батареи. Внимание - ощущение! Вот эта нога пополам с кроличьим пухом, моментально и точно, без шнурков и бантиков, и загибающихся внутрь "языков", погружается в заранее тёплую, сухую валяную черноту. Мягко и плотно. Педагогически мягко.
   Так проходила ещё одна зима. Уже потом я узнала, что такое "холодные ноги", когда стала носить сапоги, когда в валенках уже несолидно было ходить. Когда любой урок физкультуры оборачивался лыжной пыткой, брезентовым кошмаром ботинок, которые никак не хотят стыковаться с креплением. И так далеко тёплая батарея, сухая тьма, сонно привалившаяся друг к другу пара, не очень твёрдо знающая, кто левый из них, а кто правый...
   Проходили и прошли до конца те зимы шерстяных ног, когда мы лежали на снегу, глядя в распахнутое небо, полное густого звёздного молока.
   Хруп-хруп, прошёл кто-то взрослый, повёз из детского сада фанерный короб на полозьях. В том коробе сидит ребёнок в валенках, смотрит в оконце. Короба удостаивались счастливцы, живущие где-то далеко. Это их везли по утреннему морозу, закутанных и полусонных. Их укачивали теплом перед овсяным завтраком, перед чаем и маслом.
   Мне о коробе и мечтать не приходилось - мы жили с детским садом в одном дворе, в раздражающей коммунальной близости, в вечном несходстве характеров. Но я всё равно мечтала - ехать вот так, видеть в оконце то сны, то родительскую спину. Ехать в варежках и валенках без конца.
   Но не вышло у меня проехаться в заветном коробе. А валенки были потом ещё долго - в первом классе, во втором точно. Мальчики упорно, круговыми движениями шлифовали о ворсистые голенища мелкие монеты - три копейки и пятачки.
   Кто-то узнал и рассказал всем: если денежную "медь" почистить мелом или зубной пастой, она заблестит красиво, чисто. Потом потереть о валенок - получится гладко. Практическая польза? Никакой. Пять копеек так и оставались пятью копейками, но я упорно сидела в ванной после уроков, приводя в порядок монету за монетой. Полтюбика "Чебурашки" изводила разом. Любовалась, тёрла, снова любовалась. Так проходила зима.
   Мы выбирались из своих клетчатых скафандров на вате, забывали в шкафу чисто шерстяные рейтузы номер три и шапки-шлемы, в которых половину слов не разобрать.
   Мы сбрасывали надоевшую педагогически мягкую обувь - мы жаждали холодных скрипучих резиновых сапог, мокрых носков, перепутанных шнурков с мёртвыми узлами, сандальных застёжек с дополнительно проколотой дыркой в ремешке. Мы убегали, хохоча, вниз по лестнице - прямиком в новый космос. Не заботясь о времени, которого бесконечность, не думая о ногах, которые вырастут к следующей зиме. И уже другие верные и чёрные будут надёжно хранить их тепло, привычно путая правое и левое, мальчиков и девочек, хулиганов и отличниц. Чтобы потом, когда они окончательно уйдут в свои сапоги, шагать по пятам, хруп-хруп. Охранять небо, полное густого звёздного молока.