Постепенно, без посторонней помощи исчезал ободок инея, украшавший маленькую морозильную камеру сверху. В её неглубокие недра вела белая пластмассовая дверца с нарисованной на ней снежинкой. Да никто бы и так не перепутал - настоящим, нешуточным морозом веяло оттуда.
Большие куски льда медленно плавились потом в тазике. И если кто-нибудь из нас нечаянно набил бы шишку или ударился обо что-нибудь коленом, холода, чтобы немедленно приложить, в доме было сколько угодно.
Это про наш холодильник пела свою новую песню не хриплым ещё голосом Алла Пугачёва.
Ледяной горою айсберг
Ледяной горою айсберг
Из тумана вырастает,
И несёт его теченье
По бескрайним по морям...
То есть я догадывалась, конечно, в свои 7 или 8 лет, что это про мужчину, женщину и их традиционно трудную любовь. Но почему-то всё равно представляла себе айсберг извлечённой из громадного холодильника горой льда, которую пустили в свободное плаванье. А там уже как повезёт.
Вообще, все песни Пугачёвой, с которыми прошло моё дошкольное и раннешкольное детство и которые я вместе с подругами пела в скакалку, были айсбергами. Основная часть смысла была скрыта под тёмною водой:
Гаснет в зале свет, и снова
Я смотрю на сцену отрешённо.
Круг волшебный, всплеск, и снова
Замер целый мир заворожённо...
Вот, и мы это пели. Очень выразительно и артистично. Кто-нибудь ещё обязательно изображал Р. Паулса, с большим чувством ударяя по клавишам понарошечного рояля.
По острым иглам яркого огня
Бегу, бегу, дорогам нет конца.
Огромный мир замкнулся для меня
В арены круг и маску без лица...
И всё это ради того, чтобы в нужный момент выкрикнуть, возводя очи к потолку:
Ах, Арлекино, Арлекино,
Нужно быть смешным для всех!
Арлекино, Арлекино,
Есть одна награда - смех...
А потом заходиться долго и с удовольствием: "Аха-ха-ха-ха! Аха-ха ха!"
Нас никогда не смущали эти сложные взрослые тексты.
Старинные часы ещё идут,
Старинные часы - свидетели и судьи.
Когда ты в дом входил, они слагали гимн,
Звоня тебе во все колокола...
Нет, не смущали. Мы заворожённо следили, как величественно выплывает из тумана надводная часть, ясно очерченная на фоне очень голубого неба. Мы устраивались на ней легко и беззаботно, как птицы: "Миллиона-миллиона-миллиона алых роз! Из окна, из окна, из окна видишь ты!"
Жалко так было бедного художника. Хотя и в его истории было достаточно тёмной воды.
А холодильники, ровесники этих песен - белые, обросшие изнутри зимой - тоже были маленькими личными айсбергами. И до столкновения никто не мог знать, что там у него внутри.
Кто ты - горе или радость?
То замёрзнешь, то растаешь...
Конечно, в основном радость. Особенно перед праздниками. Все эти банки с зелёным горошком, которые ждут своего салата; шпроты, которые непонятно как помещаются всей семьёй в такой маленькой банке; оранжевые апельсины, которые просвечивают сквозь стекло. На дубеющий в морозилке ценный говяжий язык я не обращала внимания, и без него было хорошо. Праздник начинался задолго до праздника, сам собой, а не вызванный отчаянным волевым усилием.
Да, в основном была радость. Но и немного горя тоже. Потому что наш холодильник не хотел никаким боком влезать в кухню. То есть его можно было втиснуть, если отказаться от обеденного стола. Или он, или я.
Родители выбрали стол. А холодильник задвинули в простенок на входе в комнату. Выключатель располагался прямо над холодильником. Взрослым ничего, а я сначала забиралась на стул, потом просто подпрыгивала. И наконец, мне тоже стало ничего.
А холодильник всё стоял, исправно обрастая льдом и храня наши продукты. Иногда принимался громогласно урчать и трястись, потом внезапно затихал. И в эти минуты, особенно в полусонной тишине позднего вечера, я испытывала невероятное блаженство. Горе и радость, как всегда, шли рука об руку.
Я понять тебя пытаюсь,
Кто же ты на самом деле?
Кто же ты на самом деле -
Айсберг или человек?
Теперь-то я знаю, что ни то, ни другое. Просто необходимая бытовая техника, не обязательно белая. Без венчика из инея и ледяного панциря внутри. Стоит себе тихонько на кухне. Без тайны и предчувствия - подумаешь, банка зелёного горошка!
И всё мне давно понятно - и про Арлекино, и про старинные часы. И даже про то, что "но в её жизни была песня безумная роз".
А только море вокруг по-прежнему бескрайнее. И скрытого под тёмной водой не убавилось нисколько. Даже, пожалуй, больше стало, чем в те времена, когда холодильник был бел.
Комментариев нет:
Отправить комментарий