ЛИТО

   Для всех желающих, в особенности для стихотворцев, на нашем филологическом факультете всегда работало литературное объединение (ЛИТО). А концентрация стихотворцев на нашем филологическом факультете просто зашкаливала. Почти все что-нибудь да писали - явно или тайно.

   Возглавлял ЛИТО преподаватель с кафедры русской литературы Сергей Владимирович. Было ему в ту пору целых 28 лет, и нам он казался старым.

   Конечно, Сергей Владимирович тоже был стихотворец с большим стажем. На наших сборищах мы садились в круг,читали по очереди что-нибудь своё, и Сергей Владимирович говорил, что хорошо, а что не очень. Чтобы никто особенно не зазнавался, он объявил сразу и со знанием дела: "Гениев здесь нет!" Но про себя добавил, наверное: "Кроме меня". Потому что стихи Сергея Владимировича говорили сами за себя и выдавали с головой все его тайные помыслы:

                                Плебейка! За что ты не любишь меня?

                                Меня, короля поэзии!

Так спрашивал Сергей Владимирович у какой-то женщины. А про другую рассказывал:

                                Я целую Юлю, которая ветер,

                                Я целую Юлю, которой уж нет.

                                А завтра расскажет она всем на свете,

                                Что с ней целовался настоящий поэт!

   Сергей Владимирович не расставался с гитарой. Он сочинял на свои стихи песни. Естественно, о любви. О несчастной преимущественно. С силой ударял по струнам:

                                 Сколько лет

                                 Земля наряд меняла

                                 С тех пор, как вы сказали "Нет!"

                                 Сколько лет...

                                 Ах, как вас жизнь измяла,

                                 Словно пачку сигарет.

                                 Вся в грехах,

                                 С усталыми плечами,

                                 Прошедшая напрасный путь.

                                 А в глазах,

                                 Прощаясь, бьётся чайка,

                                 Смертельно раненая в грудь!

   Одинокие герои, алые паруса, маленький Моцарт в алом камзоле чередой выходили из гитары Сергея Владимировича. Слёзы неразделённой любви рекой лились оттуда. А за окном сгущались ранние осенние сумерки, и в нашем кофейнике с отломленной ножкой в очередной раз бурлило. Мы зажигали свечи. Было хорошо по правде.

   В нашем руководителе не было никакой надменности и снобизма. И мы - все как на подбор грамотные, ироничные, непростые - спорили с ним о стихах, о книгах. Не согласные были ни с Энгельсом, ни с Каутским. "Сергей Владимирович, - спокойно глядя небесно-голубыми глазами в небесно-голубые же глаза нашего руководителя говорила Ася, - Но вы же здесь сами себе противоречите." Сергей Владимирович горячился, бегал вдоль доски, на которой была начертана какая-то замысловатая схема. Обсуждался "Замок"  Франца Кафки.

   Да, стало быть, читали своё. Юля - сонет (из раннего), посвященный М.Волошину. Не без самоиронии, впрочем:

                                    И в прелесть ваших строк

                                    Мечтаю сладострастно впиться!

   Артёма интересовали глобальные темы, а не индивидуальное сладострастие. Его голову украшала шапка тёмных кудрей, глаза горели чёрным огнём. Настигнув нас где-нибудь в буфете, Артём объяснял нам, почему в мире всё не так, подкрепляя слова своими новыми стихами:

                                     Поскольку это страшное коварство,

                                     В России утвердилось антипапство.

                                     И это был большой раскол,

                                     Который расшатал папский престол!

   Мы стремились как можно реже попадаться на глаза Артёму. Но в урочный день, в урочный час Артём обязательно приходил на ЛИТО и мрачнейшим голосом опять читал новейшее:

                                     Лампа крутится. Падает свет

                                     На гористую тёмную местность.

                                     На дороге ютится старый шакал,

                                     Напавший когда-то на птицу.

                                     По дороге тихо идут верблюдЫ,

                                     Караванами в ряд построены,

                                     А на горизонте алеет заря,

                                     Героинами переполненная.

                                     Вдруг стоп! Остановка!

                                     Впереди моджахед!

                                     Всадники как-то спешились...

   Там потом начинается эпическая битва. И вот, наконец, драматический момент:

                                     Засмеялся верблюд, развернулся,

                                     Плюнул в морду тому моджахеду!

Было, было что послушать на заседаниях нашего филологического ЛИТО...

   Громогласно, как Маяковский, с очень большим пафосом читал своё Володя:

                                     Замерзает на лету

                                     Птичья голубяка.

                                     Коченеет на снегу

                                     Мёртвая собака.

                                     Коченеешь? Коченей!

                                     Мне тебя не жалко!

                                     Если бы ты жива была,

                                     Жахнул тебя палкой!

                                     Шибанул бы по башке,

                                     Чтобы череп треснул!

                                     Посмотрел бы, что внутри,

                                     Ради интереса!

   Кроме сочинительства, Вова увлекался чёрной магией, гаданием на картах Таро и Русскими Ведами. Однажды он принёс на ЛИТО огромную самодельную свечу. Толщиной она была с Володино плечо, а фитиль  был толще Володиного пальца. Пламя свеча дала огромное, а столб дыма ещё больше. Поэтому её почти сразу пришлось потушить, чтобы наше ЛИТО не разогнали с позором, а Сергею Владимировичу не попало за испорченный потолок.

   Ещё Володя занимался омолаживанием своего 18-летнего организма, обливался зимой у подъезда, практиковал йогу. Лет через 10-12 газета "Комсомольская правда" напишет о нём: "В Новосибирске живёт человек-пластилин". Володя и правда сейчас один из самых гибких людей планеты, так говорят.

Но тогда он писал без конца и читал без конца:

                                      Вы рисуете Пушкина в лекционной тетради.

                                      Как две капли воды, он похож на меня...

   У Жени был псевдоним - Е. Волк. То есть Евгений Волк. В основном Женя был лирик:

                                      Лепесток на грудь мою нежно упал, - 

                                      Опадает ещё не расцветшая роза;

                                      Я в ладонях её сожму осторожно,

                                      Обогрею дыханьем и поставлю в стакан.

                                      Натюрморты пишут с неё живописцы,

                                      Чудных звуков сплетенья найдут музыканты,

                                      Она - гений ярчайших творений витражных,

                                      По уходу за ней надорву свои мышцы.

С нелирическими отступлениями:

                                      Я кабанчик, я кабанчик,

                                      Я кабанчик заводной,

                                      Только дайте пива жбанчик - 

                                      Покажу вам, кто такой!

   Однажды девочки стали спрашивать: "Женя, Женя, а как будет твоя настоящая фамилия?" "Иванов", -  спокойно отвечал Женя. Девочки решили, что Женя с ними заигрывает, ещё пуще принялись кокетничать: "Да ладно, Жень, скажи по правде фамилию!" Тут Женька достал из кармана студенческий билет, смотрим - а он там и вправду Иванов.

   Так получилось, что через год Сергей Владимирович уволился с кафедры и уехал из Новосибирска. ЛИТО, правда, осталось, пришёл новый руководитель. Но всё уже было не то - без гитары, без романтических и наивных песен, полных слёз. Без свечек и нашего хромоногого кофейника.

   Пришли новые люди, каждый со своими творениями. И у старожила-Володи всегда имелось в запасе что-нибудь новенькое. Он был исключительно плодовитым автором. И Артём никуда не делся, и Е. Волк. Делось что-то другое - окончательно, безвозвратно. То заветное, которое помню я. И ещё несколько человек на нашей планете -  мои чудесные однокурсники, филологи-сочинители, которые знают, как это было на самом деле:

                                     Ещё не выпито вино.

                                     Ну, не молчите, дайте руку!

                                     Сегодня тяжелей всего 

                                     Нам поглядеть в глаза друг другу.

                                     Я вас о встрече не просил.

                                     Зачем же вы, в такую стужу,

                                     Раздав любовь свою другим,

                                     Мне принесли больную душу...

Так и читаем до сих пор своё. По очереди.